События февраля‒марта 2014 года вошли в историю под названием Русская, или Крымская, весна. На наших глазах буквально вершилась история: впервые с 1991 года Россия приобретала, а не теряла территории, причем молниеносно и практически без единого выстрела. Тогда подобное казалось невозможным, Беловежские соглашения считались незыблемыми, как и принятие результатов распада СССР и фактического поражения в холодной войне.

Возвращение Крыма в родную гавань породило волну мощного патриотического подъема, какого Россия не припомнит за долгие десятилетия, и вновь вернуло в обиход покрытое постсоветской пылью словосочетание «русские национальные интересы». Но чем дальше в истории оставались события 2014 года, тем чаще казалось, что этими достигнутыми «интересами» все и ограничится. А часть элит и вовсе мечтала о том, что вот вернем Крым назад — и все будет как прежде.

Не будет. Как бы ни стремились некоторые сограждане поменять суверенитет на Apple Pay, события в Крыму были предрешены задолго до киевского Майдана, который лишь доказал России очевидную необходимость отстаивать свои интересы. Даже тогда, когда кажется, что все уже потеряно.

«Монокль» встретился с директором Института стран СНГ, депутатом Госдумы Константином Затулиным и поговорил с ним о том, почему долгие годы тема Крыма была для российских властей неудобной, как мы ставили не на тех, и кто готовил почву для Русской весны.

— Константин Федорович, есть мнение, что Россия после распада СССР практически не вела на территории Украины планомерную политическую работу. А что можно в связи с этим сказать о Крыме?

— Если говорить о сохранении нашего влияния, о попытках закрепить его, то это связано не только с действиями министров или президентов, но и с общим культурным, цивилизационным фоном. Девяностые были годами безвременья в официальных российско-украинских отношениях в том смысле, что верховная власть, президент, правительство, да и в значительной степени Федеральное собрание пребывали в иллюзиях по поводу Украины. Еще и в условиях, когда все усилия правящей элиты России были направлены на обогащение, на извлечение выгоды из приватизации.

Но даже в этих обстоятельствах говорить, что мы на Украине ничего не делали и никто об этом не беспокоился, было бы сущей неправдой. Крым, на мой взгляд, — это очень яркий и, к сожалению, редкий пример того, как усилиями гражданского общества, простых людей, общественности и, до некоторой степени, более или менее дальновидных представителей власти удалось сохранить и нарастить российское влияние, удалось сохранить тягу крымчан к России, что, собственно говоря, и сдетонировало в 2014 году, приведя к возвращению Крыма и Севастополя, причем бескровному, в состав России.

Крым 90-х

— Чего хотел сам полуостров после развала СССР?

— Начнем с того, что Крым в январе 1991 года, еще за несколько месяцев до общесоюзного референдума о сохранении СССР, провел общекрымский референдум о восстановлении республиканского статуса и прямом участии в подписании нового союзного договора.

Если перевести на язык конкретной политики, это означало требование крымчан выхода из Украинской СССР, для того чтобы напрямую состоять в Советском Союзе. И хотя этот момент затушевывался в официальных итогах референдума, для всех, принимавших в нем участие, а это большинство населения Крыма, было понятно, о чем идет речь. И для Украины это тоже было понятно. Поэтому в Киеве схитрили: они формально согласились на то, что Крым стал республикой в 1991 году, но отказались, конечно же, от всякого желания удовлетворить завуалированную просьбу Крыма о выходе из Украины.

Потом был шок, связанный с Беловежскими соглашениями, путаница в головах, приведшая к тому, что в Крыму тоже прошел референдум о суверенитете Украины и Кравчук был избран президентом, но слово «суверенитет», «независимость» тогда относились к понятиям, которые сознательно фальсифицировались. Самая главная линия фальсификации состояла в том, что можно оставаться жить в Советском Союзе и при этом быть суверенными и независимыми. И если не в Советском Союзе, то в Содружестве независимых государств.

Само СНГ для того и было придумано, чтобы смягчить шок от распада Советского Союза, чтобы запудрить мозги. На смену Советскому Союзу, который ругали все годы перестройки, приходит «новое, прекрасное, удивительное и еще более крепкое образование».

Конечно, никто не мог объяснить, как, провозглашая государственную независимость, можно создать более крепкое общегосударственное объединение, это было с самого начала обманом.

— Крым, помнится, даже президента себе одно время выбирал…

— В политических кругах в Крыму в 1992‒1993 годах во власти сохранялась прежняя партийная интеллигенция во главе с Николаем Багровым, первым секретарем. Они и стали руководителями новой республики. Для того чтобы утвердиться в новом качестве, Багров задумал поправки в конституцию Крыма, которые предусматривали введение поста президента. Но Багров внезапно проиграл на выборах Юрию Мешкову, аутсайдеру, выражавшему русофильские идеи и желание дрейфовать в сторону России.

Мешков был избран от блока «Россия», который затем победил на парламентских выборах в Верховный совет Крыма. Причем с оглушительным результатом, оттеснив коммунистов и всех остальных. Таким образом в Крыму в 1994‒1995 годах прошла первая Русская, или Крымская, весна. Но, к сожалению, она закончилась неудачей.

— Почему? Чего не хватило?

— Официальная Россия отгородилась от всего этого. Несмотря на то что Государственная дума, а до нее Верховный совет поощряли постановку вопроса о принадлежности Севастополя и Крыма (например, приняли соответствующие постановления о российском статусе города Севастополь), к тому моменту Верховный совет РСФСР уже состоял в непрерывном конфликте с президентом. И Борис Ельцин тут же раздул историю: вот, смотрите, Верховный совет тянет нас к братоубийственной войне с Украиной.

Крым — яркий пример того, как усилиями гражданского общества, простых людей, общественности удалось сохранить и нарастить российское влияние, что, собственно говоря, и сдетонировало в 2014 году, приведя к возвращению Крыма и Севастополя в состав России

Андрей Козырев, министр иностранных дел, в 1993 году дал команду не препятствовать обсуждению в Совете безопасности предложения Украины об осуждении решений Верховного совета России. Это позорное явление. Наши дипломаты в Совете безопасности фактически ассистировали Украине по поручению президента, для того чтобы поддержать осуждение «одиозных действий» Верховного совета, который признал российский статус Севастополя.

Кончилось это, как обычно бывает в таких случаях, вначале конфликтом между соратниками, между Верховным советом Крыма и Мешковым. В апреле, воспользовавшись ситуацией, новая украинская власть демонтировала президентство в Крыму, объявила преступником Мешкова, постановила начать против него уголовное преследование и отменила конституцию республики. А наша центральная власть сделала вид, что это все внутреннее дело Украины.

Митинг по случаю воссоединения Крыма с Россией

Источник: АЛЕКСЕЙПАВЛИШАК/ТАСС

Крымчане стали заложниками российско-украинских отношений, потому что в полной мере их желание жить в России не учитывалось. Референдумы на Украине проводить не позволяли

— Почему тема Крыма была такой неудобной?

— На самом высоком уровне в 90-е годы царило представление, что Крым — это помеха в российско-украинских отношениях. Не будь Крыма и проблемы Севастополя, народного представления о том, что совершена несправедливость, не было бы никаких поводов для раздражения. Причем оно высказывалось и в адрес непокорного Черноморского флота, который в 1992 году стал единственной крупной военной частью Советского Союза, находившейся за пределами Российской Федерации, которая отказалась от присяги новому независимому государству.

И хотя власти России вынуждены были обратить на этот «демарш» внимание, моряки в Крыму казались им людьми слишком самостоятельными и в этом смысле опасными, поэтому их, как правило, тасовали, перемещали, как, например, командующего флотом Игоря Касатонова и затем его сменщика адмирала Эдуарда Балтина.

В Крыму у многих открылись глаза на то, что СНГ — это обман. Прежде всего у военнослужащих, которых вопреки договоренностям, достигнутым в Беловежье, заставили переприсягать на верность Украине. У нас же в соответствии с Беловежскими соглашениями сохранялись объединенные стратегические силы. К ним относился и Черноморский флот.

Отказ моряков переприсягать создал первую трещину в отношениях с Украиной. Начались многолетние и запутанные переговоры о разделе Черноморского флота. Но в большинстве своем он остался верным присяге, а конфликт завершился в 1997 году поднятием Андреевских флагов над кораблями уже официально Черноморского флота России.

— Каково было флоту чувствовать себя, по сути, брошенным собственной страной?

— Верховная власть предпочитала делать вид, что все происходящее на Украине нас не касается. Но уже в конце 90-х включились в дело регионы, прежде всего Москва. Я в ту пору был советником у мэра Юрия Лужкова. Столица занялась поддержкой Черноморского флота и Севастополя, а затем и Крыма, причем конкретной поддержкой, на фоне проблем с финансированием.

— Помню, «лужковское» жилье для севастопольцев строили…

— Строили целые жилые кварталы, школы, гимназии. В 1998 году, это была моя идея, мы создали филиал Московского университета на территории бывших Лазаревских казарм в Севастополе, он действует до сих пор.

Крейсер «Москва», к сожалению погибший в ходе специальной военной операции, в тот момент давным-давно находился на ремонте в Николаеве. Столица профинансировала реконструкцию этого крейсера, и он вошел в строй как флагман под названием «Москва» и все это время возглавлял черноморскую эскадру.

Вся эта деятельность по поддержке пророссийских сил, военнослужащих, ветеранов, выплаты пенсий, раздача квартир в домах сопровождалась, конечно, и созданием пророссийских структур. Мы в этом принимали участие.

— Вам за это въезд на Украину запрещали?

— Конечно же, Украина с этим боролась, нас объявляли персонами нон грата, мне в общей сложности шесть раз запрещали въезд в страну. Но мы вели работу, видели участие населения и поддерживали пророссийские силы, которые часто ссорились.

В 2004 году случилась «оранжевая революция», и Крым был против. Мы добились того, чтобы Крым остался единственным местом на Украине, где существовал местный блок «За Януковича». Через год на всеобщих выборах этот блок сформировал Верховный совет и находился в оппозиции к центральной власти. Поэтому с 2006 по 2014 год Киев был вынужден маневрировать.

Но вообще, республиканский статус Крыма был эфемерным, Украина оставалась унитарным государством. А республика была полностью подчинена любым решениям центральных властей. При этом для того, чтобы не дразнить гусей и создавать видимость, что настроения жителей Крыма учитываются, Крым назывался автономной республикой.

Тем не менее на этом фоне развивались гражданские инициативы. Существовала Русская община Крыма и другие политические союзы. Мы проводили мероприятия, школы, конференции, хотя, возможно, могли бы сделать и больше.

Но крымчане стали заложниками российско-украинских отношений, потому что в полной мере их желание жить в России не учитывалось. Референдумы на Украине провести не позволяли вообще.

Борьба за границы

— Почему вы и ваши коллеги все это время боролись за Крым?

— Я хорошо себе представлял значение Крыма для нашей истории. Я понимал, что этот вопрос после распада Советского Союза людьми в России воспринимается как наиболее яркое свидетельство несправедливости этого распада.

Любые мифы о Беловежских соглашениях сопровождаются разговором о том, а не было ли там возможности спросить Украину про Крым. Есть версии, что на самом деле такой вопрос возникал, но Ельцин сам от него ушел. Он не воспринимал эту тему близко к сердцу, не чувствовал должным образом.

Крым. Поселок Гурзуф и Медведь-гора (Аю-Даг)

Источник: АЛЕКСЕЙПАВЛИШАК/ТАСС

При этом хочу отметить, что на нас внутри России часто смотрели как на маргиналов, как на людей, которые не понимают последствий своих заявлений и действий, разрушают братскую дружбу между Россией и Украиной, создают проблемы, поэтому их надо опасаться. Наш Институт стран СНГ существует с 1996 года, мы вели свою работу фактически без поддержки, кроме отдельных соратников или правительства Москвы, а на официальном уровне наша деятельность считалась подозрительной. В Министерстве иностранных дел России даже существовала одно время группа «по борьбе с заявлениями и докладами Института стран СНГ».

— Что о полуострове в ту пору думали украинские националисты?

— Накануне распада Советского Союза, в сентябре 1991 года, я лично участвовал в дискуссиях с руховцами в Германии, куда нас пригласили на круглый стол. Один из них заговорил о том, что после путча, после ГКЧП Украина уже не свернет с пути независимости. Я ему задал вопрос о Крыме. Он мне сказал: если волк попадает в западню, то для того, чтобы освободиться, он должен отгрызть себе лапу. И если ценой независимости Украины станет возвращение России Крыма, мы на это пойдем.

Это в сентябре было сказано, а в декабре уже никто так вопрос не ставил. Жадность, извините, употреблю это слово, жлобство элементарное украинской элиты, «что не съем, то понадкусаю», подвело ее. С точки зрения дальновидного политика, который хочет, чтобы твое новое государство утвердилось, нужно было сделать этот жест в сторону России.

Не фальшивый, как договор о дружбе и сотрудничестве и партнерстве. Они его подмахнули только по одной причине: потому что во второй статье этого договора было сказано, что административные границы между РСФСР и УССР превращаются в государственные между Украиной и Российской Федерацией. То есть это было признание Россией территориальной целостности Украины, в которую входят и Крым, и Севастополь.

Это была наша глубочайшая ошибка. И преступление это было поддержано, к сожалению, на определенном этапе коммунистическим большинством в нашей Государственной думе. Им казалось, что дело идет к тому, что Ельцин и его соратники потерпят поражение на выборах, коммунисты в России и на Украине придут к власти и вновь, так сказать, засияет перспектива воссоздания Советского Союза.

Хотя фракция коммунистов раскололась при ратификации. Скажем, ныне покойный Виктор Илюхин голосовал против, но большая часть фракции во главе с Геннадием Зюгановым и Геннадием Селезневым проголосовала за ратификацию этого документа. А уже потом сражение развернулось в Совете федерации, где Лужкову со товарищи удалось на первых порах ратификацию провалить.

И только вмешательство Евгения Примакова, который на тот момент был председателем правительства и защищал официальную линию, сделало ратификацию договора о дружбе и сотрудничестве, то есть о признании границ, возможной.

Причем он в результате этой проволочки добился, чтобы Украина все же ратифицировала соглашение по флоту. Они ведь и в этом вопросе собирались нас надурить!

В 1997 году были подписаны два документа. Один документ — договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Россией и Украиной. А второй — по флоту. Так вот, по нашим законам нужно было ратифицировать оба документа, но украинцы пытались сделать вид, что ратифицировать надо только договор, а соглашение о флоте не нужно. Они намеревались потом, через какое-то время соглашение денонсировать. Примаков настоял, чтобы Украина ратифицировала оба документа.

А после признания границ Украина приступила уже к «внутреннему пищеварению», то есть к наращиванию того, что с самого начала и было целью, — отхода от России. И те, кто был в тот момент у власти в Киеве, в полной мере не осознавали, что их историческая роль с подписанием этого договора перестает существовать. Кучму очень быстро смели.

— Когда руководство нашей страны поняло, что все-таки нужно будет вопрос Крыма как-то решать?

— Владимир Путин на начальном этапе не терял надежды, что удастся решить проблему на межгосударственном уровне. В какой-то период он даже Кучму поддержал, разомкнул кольцо изоляции, которое Запад создавал вокруг него. Но в это же время мы подписывали на официальном уровне документы о создании Союза четырех, об объединении экономических пространств, об ограничениях в Керченском проливе и так далее.

Главный недостаток того периода заключался в том, что он не сопровождался нашей массовой работой во внутренней жизни Украины. Требовался больший акцент на пропаганду, на гуманитарное сотрудничество, на создание русских школ, а мы все время ждали, когда они там сами поймут, к чему дело идет.

Казалось, что если мы достигаем какого-то согласия с Киевом, находившимся под давлением Запада, то этого достаточно: они уже за все остальное на Украине ответят. А они не отвечали. Они лавировали, маневрировали, предавали, сдавали, возвращались на прежние позиции, ждали, когда к ним вновь обернутся лицом на Западе. Это характерно как для Кучмы, так и для Януковича.

Мы же с Партией регионов нянчились. Эти люди думали, что у них все в кармане на Украине: заводы, газеты, пароходы. А то, что там какие-то маргиналы на западе Украины поднимают тему союза с Европой, — это все милые бранятся — только тешатся, и все будет хорошо. Они проглядели эту опасность, более того, даже содействовали росту этих рисков. Потому что в попытке обеспечить себе переизбрание на второй срок Янукович загодя начал поддерживать объединение «Свобода» Олега Тягнибока, чтобы тот вышел во второй тур и проиграл. В то же время «регионалы» давили пророссийские движения, потому что, как Дарвин писал, внутривидовая конкуренция гораздо жестче, чем межвидовая.

Вот такова была линия, и она привела к краху. Эти олигархи, министры, президенты, премьеры, не все, но большей частью оказались на нашей территории после 2014 года и потеряли все свои газеты и пароходы.

Почва для Русской весны

— Крым, по-вашему, вернули внезапно?

— Нет, конечно. С одной стороны, я могу лишь удостоверить, что никакого специального плана, разработанного, эшелонированного, не было. С другой стороны, некоторые репортажи и телевизионные программы, статьи и книги, которые были написаны после 2014 года, как правило, грешат тем, что их авторы очень мало об этом знают, сами в событиях не участвовали, и у них возникло впечатление, что все, происходившее в 2014 году, произошло спонтанно: на Украине совершился переворот, крымчане возмутились, президент Путин поддержал крымчан и в конце концов сделал возможным, благодаря поддержке России, это возвращение.

Митинг по случаю открытия культурного центра «Дом Москвы» в Севастополе 21 февраля 2007 года

Источник: ИТАР-ТАСС/ГЕННАДИЙДИАНОВ

Но в этой картине не хватает долгих лет борьбы за Крым, которая совершалась и публично, и непублично, и не обязательно на самом высоком государственном уровне.

Показательно, что, конечно, в штабе Черноморского флота была масса документаций, планов, карт и всего остального, но карты крымских дорог не было. А когда начались события Русской весны и было очевидно, что надо ставить блокпосты, перекрывать эти дороги, пришлось покупать карты в киосках для туристов. Так что то, что мы загодя имели проработанный план вернуть Крым, — это все конспирология.

— Но вы говорите, что это произошло не случайно.

— У главы нашего государства было совершенно четкое представление о том, что Крым нельзя отдавать Украине, которая пойдет на Запад. Он говорил об этом задолго до событий «оранжевой революции». Путин, как военный человек, хорошо понимал значение Крыма в акватории. Это непотопляемый авианосец. И у президента есть глубокое представление об истории.

— В то же время я помню ваше интервью, вы говорили, что Россия не готова забрать Крым. Это был, по-моему, 2009 год.

— Ну так в 2009 году тема Крыма вбрасывалась для того, чтобы создать антироссийский синдром на Украине накануне выборов 2010 года. Естественно, приходилось маневрировать и говорить, что на тот момент Россия Крым не собиралась забирать, потому что тогда речь шла о последней возможности вернуть Украину к сотрудничеству с Россией. В итоге действующий президент Виктор Ющенко получил в первом туре всего пять процентов.

Победил-то Янукович, и в связи с этим возникли надежды, что удастся постепенно вернуть Украину к правильному пониманию наших отношений и своих интересов. Ведь мы были согласны на нейтральную Украину, но нужны были условия, внутренние гарантии того, что Украина будет нейтральной. Это федеративность, государственность русского языка, отказ от вмешательства светских властей в церковные и религиозные дела. Все эти пункты не были выполнены. Более того, когда в 2014-м произошел переворот, я сразу понял, что первой жертвой будет именно Русская православная церковь. Так и произошло.

Прибытие тральщика «Иван Антонов» из Санкт-Петербурга в Севастополь в 2019 году

Источник: ЛЕКСЕЙПАВЛИШАК/ТАСС

В большинстве своем моряки остались верны присяге, а конфликт завершился в 1997 году поднятием Андреевских флагов над кораблями уже официально Черноморского флота России

— Могли же в 2014-м, как и раньше, снова обойти вопрос принадлежности Крыма. Но тем не менее на этот раз решили действовать?

— Вы же видите разницу между событиями 2005 года и 2014 года. В 2005-м еще кровь не проливалась и существовала возможность играть на противоречиях. Была восстановлена дееспособность Партии регионов. И в 2006 году она прошла на выборах в парламент, а Янукович стал премьером, помните? Таким образом «оранжевая революция» была полностью демонтирована.

В 2014 году, после «успешного» правления Януковича, на котором пробы негде ставить было с точки зрения коррупции, идея эта оказалась дискредитирована. Янукович сдавал одну позицию за другой. И то, что он подписал накануне переворота, по сути было согласием на капитуляцию, только с отложенным результатом. Там правительство должно было быть под руководством оппозиции, выборы должны были быть внеочередные, и было очевидно, что Янукович эти выборы проиграет.

Но и этого оппонентам показалось недостаточно, им нужно было все и сразу, и они совершили переворот. Тогда уже не осталось никаких сомнений, что, как только они укрепятся, они начнут воевать в Крыму и насаждать там свои порядки. Надо было действовать очень быстро. Несмотря на то что, как я уже сказал, карт не было и планов не было, все это удалось благодаря тому, что была унавожена почва в течение предыдущих двадцати лет.

— Могло ли тогда, в 2014 году, что-то пойти не так?

— Многое пошло не так, к сожалению, но это касается не Крыма. Сейчас с таким трудом приходится отвоевывать, завоевывать то, что в 2014 году могло достаться гораздо меньшими усилиями. Можно, конечно, осуждать за это власть, но она надеялась обойтись без жертв с помощью Минских соглашений. Потому что возвращение Донецка и Луганска означало бы федерализацию всей Украины. И этот процесс пошел бы дальше, это была бы главная гарантия того, что Украина будет мирной. Вот какова была цена вопроса.

Идиоты, которые у нас кричат, что это предательство, что восемь лет не обращали внимания на Донбасс, но слушайте, решался вопрос: нам придется за это платить такую цену, которую сейчас мы платим? Или нам удастся все-таки этого избежать? Это что, мелочь, что ли?

Мы, во-первых, уровня падения элиты самой Украины не осознавали. Как мне кажется, были иллюзии, что там люди поймут: вместо того чтобы угробить собственную страну, можно решить дело иным образом. И второе: такого цинизма мы не ожидали. И конечно, не было полного осознания, насколько далеко пойдет Запад в поддержке Украины. Бывший польский президент Лех Валенса почти сразу сказал, что вот шанс наконец появился — расчленить Россию.

Были ошибки, как всегда, в осуществлении планов. Те ли руки занимались делом? На тех ли мы опирались? Мы и дальше продолжаем эти ошибки делать. Например, есть человек, который добивается встреч с президентом на эту тему, Виктор Медведчук. То, что он периодически говорит, — с этим трудно спорить, но вопрос не в словах, а в том, что он антиперсона. И мы, ставя на то, что Медведчук может для кого-то на Украине представлять интерес, делаем ошибку.

Стратегический Крым

— Нам порой объясняют, что возврат Крыма обусловлен только тем, что там есть военно-морская база.

— Нет, конечно. Колыбель российской государственности, нашего культурно-религиозного кода, имеет своим исходным пунктом Херсонес. И Владимир Путин, и новый крымский митрополит Тихон ищут и находят причины, по которым Крым играл и играет совершенно особенную роль в истории нашего государства и народа.

Когда Крым наконец-то вошел в состав России при Екатерине Великой, это предопределило исчезновение Дикого поля. Это вся территория Новороссии, востока Украины, где Крымское ханство при поддержке Турции совершало набеги и перегоняло рабов.

Митинг на площади Нахимова против переподчинения крымского Черноморского флота правительству независимой Украины в 1992 году

Источник: ТЕЛЕОРОВ ДМИТРИИ/ФОТОХРОНИКА ТАСС

Вот она, роль Крыма: успокоились эти страсти, можно было развиваться, создавать города. Днепр назывался Екатеринослав. Одесса, Николаев, Херсон, Запорожье — это центры, которые возникли в результате того, что Крым вошел в состав государства.

— Каково стратегическое значение Крыма для нашей страны сейчас? Все же изменились военные технологии, беспилотникам удалось запереть наш флот в портах, поразить корабли.

— Сам факт того, что Крым находится в составе России, во-первых, имеет огромное символическое и историческое значение, во-вторых, его военно-стратегическую значимость ничем не заменить.

Кроме того, здесь речь о перспективе. Я лично оцениваю специальную военную операцию по тому, достигнута ли пространственная цель. То есть удастся ли нам дойти до границы с Приднестровьем, вернуть Одессу, Николаев и Херсон. Это, на мой взгляд, существенно важнее, чем Киев. Если отрезать Украину от моря, это значит отсечь логистику от ее британских друзей, которые играют в сегодняшней поддержке Киева главную роль, идейную.

Британцев интересует именно черноморское направление. Они адмиралов своих сохранили на службе, лишь бы те руководили операциями против Черноморского флота. Еще до начала СВО британцы присматривались к Николаевскому кораблестроительному заводу. Это же бывший императорский кораблестроительный завод, на котором были построены все наши дредноуты Первой мировой войны — «Императрица Мария», «Императрица Екатерина» и так далее.

Крым всегда будет отправной точкой всех этих усилий. Более того, он в глазах украинцев является примером: Россия пришла и построила Крымский мост, электростанции, дороги. А за все время нахождения Крыма в составе Украины там возводили только особняки элиты на Южном берегу.

Юрию Лужкову (слева) и Константину Затулину (справа) не единожды запрещали въезд на Украину из-за их «антиукраинских» заявлений

Верховная власть делала вид, что все происходящее на Украине нас не касается. Но в дело включились регионы, прежде всего Москва. Столица занялась поддержкой Черноморского флота и Севастополя, а затем и Крыма

— А если говорить о наших элитах? Принятие факта возвращения Крыма очевидно делает невозможным любые нормальные отношения с Западом, а для них это важно.

— Что касается наших элит, то, опять же, в своем послании Федеральному собранию президент по элитам прошелся. Он сказал, что у нас процесс национализации элит начался с 2014 года и как раз Крым был отправной точкой. Ведь были люди, которые до этого, находясь во власти, публично выражали желание, чтобы Россия как бы развалилась. Говорили: почему бы нам не остаться московским княжеством, были бы здесь войска НАТО, все было бы прекрасно. Это компрадоры, люди, которые завязаны на глобальные интересы, с капиталами, с детьми за пределами России, которые не чувствуют боли, ответственности за страну.

Но те из них, кто все-таки хочет получить общероссийскую поддержку, понимают, насколько чувствительную ноту задевают, ведь ничто так не трогает население России после 1991 года, как Крым. Даже многие видные оппозиционеры не придерживаются точки зрения, что Крым надо передать. Иначе любая карьера в России для них заведомо зачеркнута.

Я проводил в мае 2014 года в Крыму в Ливадии конференцию с участием наших эмигрантов. Пригласил князя Трубецкого, князя Лобанова-Ростовского, графа Шереметьева. Это старая русская эмиграция, которая укоренена в Европе, которая связана тысячами нитей в Европе, они все родились там. Но они говорят: у нас родина Франция или Болгария, но Отечество-то у нас — Россия. Их предки уходили «в последний поход» как раз из Крыма. И это была Россия, а никакая не Украина.

— То есть то, что Крым вернулся, было предопределено?

— Это было предопределено прежде всего тем, что Россия и Украина вступили в прямую конфронтацию.

— И то, что сейчас начались СВО и новый этап размежевания с Западом из-за Крыма, это тоже было предопределено?

— С Западом у нас конфронтация не из-за Крыма, а уже за более важные вещи: за место в мире. Это другой уровень конфронтации. Но когда речь заходит о месте Крыма в этой конфронтации, то вот здесь хочу обратить внимание: даже внутри западного блока и в самой Украине политики и общественные деятели делятся на тех, которые понимают, что ставить вопрос о возвращении Крыма нереалистично, и тех, которые заводят попытки компромисса в тупик.

Вот Зеленский: на сегодняшний день он отрезанный ломоть не только потому, что запретил самому себе вступать в переговоры с Путиным, но и потому, что он выдвигает на всем этапе своего президентства идею, что надо вернуть Крым.

Те, кто говорит, что без возвращения Крыма не может быть никакого мира, превращают эту войну в тридцатилетнюю или даже в столетнюю.